Ночь немая, ночь Ерусалима В черных ризах шла невозмутимо, Обнимая с высоты Сиона Портики, чертоги Соломона И Давида. Царство иудеев, Где парила слава Маккавеев, Почивало со своим Сионом, Без царей, под кесаревым троном, И казалось, под десницей Рима То была лишь тень Ерусалима. Но иная слава блещет снова В божьем граде: эта слава – Слово; Эта слава - не в доспехах бранных, Не в сиянье позлащенных храмов, Не в куренье сладких фимиамов, Эта слава – агнец, сын Эдема, Он, рожденный в яслях Вифлеема, Правды друг, нечестья обличитель; Не вельможен сан его – учитель. Ночь немая, ночь Ерусалима В черных ризах шла невозмутимо. Не привыкший к блеску и к чертогам, Отдыхал он в домике убогом.
Кто же сей полночный посетитель, Что, войдя, воззвал к нему: «Учитель!» Это взросший в хитрости житейской, Мудрости исполнен фарисейской – Никодим. В глухую ночь, негласно Он пришел к тому, что самовластно Всюду ходит смелою стопою, Окружен народною толпою, И, власы рассыпав по заплечью, Говорит могучей, вольной речью, И глаголом нового закона Оглашает портик Соломона.
Вот они: один – с челом открытым, Озаренным мыслью и облитым Прядями волос золотоцветных, С словом жизни на устах приветных, Тихо-мощный, кротко-величавый, - И другой – с главой темно-курчавой, Крепкий в мышцах, смуглый, черноокий, Отенен брадой своей широкой, Слушает, облокотясь, и в диво Углублен лукаво и пытливо Думами. – Беседуя в час ночи, Свет и тень глядят друг другу в очи. Что ж? О чем беседа их ночная? О делах ли, в коих жизнь земная Вся погрязла? – Нет, их рассужденья – О великом деле возрожденья. Никодим! Внимай сердечным слухом: Смертный должен возродиться духом, Лишь тогда и жизнь его земная Обновится, - взыдет жизнь иная.
Человек! Вотще твои стремленья К благодатной манне обновленья На нечистом поприще, где каждый Дышит благ материальных жаждой. Возродись! – И да не идет мимо Та с Христом беседа Никодима!